– Он посадит лично тебя голой задницей на муравейник. Или вставит тебе карабин в нее и повернет раза три. А я ему помогу. Понял?

– Понял, не ори на меня. Но я все равно устал, голоден, хочу водки, женщину и спать.

– От бабы и я не откажусь. Но только, после того, как поем и высплюсь.

– Слушай, почему мы носимся по этим болотам? Я не нанимался в егеря. Я шел в шума-батальон!

– Евреев гонять?

– И евреев, Скамберг, и красную сволочь. Но я не просился бегать за русскими партизанами в гиблых болотах…

Скамберг не успел ответить. Он только приоткрыл рот, поправляя карабин на плече, чтобы сказать, что надо заткнуться и смотреть по сторонам, а не ныть на весь лес, как вдруг в кустах – слева и справа от тропинки – что-то полыхнуло, а потом мир зачем-то стал черным.

Навязчивую тишину теплого майского дня вдруг резко пробили два винтовочных выстрела. Валерка едва не подскочил:

– Идут! Ей Богу, идут!

– Лежи спокойно. Кирьян Васильевич свое дело знает, – обрезала его Рита. – Все идет по плану.

– Ага…- ответил доктор. И тут же застыдил сам себя: "Девка спокойна, а ты чего дергаешься? Роды, блин принимал, с переломами открытыми возился! Да и вчера не так страшно было. Чертов адреналин…"

Рита, наоборот, где-то глубоко внутри удивлялась себе – почему спокойна как удав? Даже сердце не шелохнется.

И тут снова началась пальба. Хлопали трехлинейки. У немецких карабинов звук резче и суше. Это новоявленные партизаны уже выучили наизусть.

Потом выстрелы утихли.

Прошли невероятно долгие пятнадцать минут.

И тут рвануло так, что даже в километре от снайперской лежки заложило уши. Подпрыгнула, пошатнулась и повалилась сосна, удивительным образом выросшая на самом краю болотины. И на том же месте медленно воспарил черный гриб взрыва.

– Как ядерный… – прошептала Рита.

– Что? Какой? Ядреный? – так же шепотом спросил Валера.

– А? – повернулась она к доктору.

– Какой говорю, взрыв?

– Потом расскажу, как-нибудь… Смотри! Лешка бежит! Один, почему-то…

Вини и впрямь бежал один. На участке с закопанными бутылками тормознул. И аккуратно, чтобы не ступить, случаем, на одну из них, стал перешагивать словно маленький журавленок.

– Да что ж он телиться-то… – ругнулся Валера.

– А дед-то где? – затревожилась Рита. – Он же должен был с ним к нам выйти.

Наконец, Винокуров преодолел "минное поле" и снова огромными скачками понесся к вовсю зазеленевшим уже кустам.

Словно вдогонку ему от места взрыва затрещали выстрелы. Стреляли беспорядочно. Слышно было как лупят – во все стороны, не жалея патронов. И также резко пальба прекратилась.

Наконец Вини добежал до них.

– Ну что? Дед где? – одновременно воскликнули Валера и Ритка.

– Нормально все. Кирьян Василич с Ежом и Юркой остался.

– А там то, чего было? Что немцы? Сколько их?

– Пить есть? Дай глоток – в горле пересохло.

Вини забулькал из фляжки брусничный чай. Когда оторвался, сказал, наконец:

– Это не немцы. Латыши.

– Кто?? – удивился Валера.

– Латыши. Флаг у них… Красно-бело-красный на рукаве.

– Вот уроды, – ругнулась Рита. – Недаром памятник сносили…

– Это эстонцы сносили, – поправил ее Лешка.

– Какая разница? Чухонцы, блин…

– Какой еще памятник? – Валера недоумевающее вертел головой.

– Не отсвечивай своим фингалом. На весь лес видно. Потом объясню, – ответила Рита. – Дальше говори!

– А чего дальше? Они бестолковые в охранение двоих отправили придурков. Те даже карабины с плеча не снимали. Шли, ругались чего-то по-своему друг с другом. Сняли их в два выстрела. Жалко без автоматов были.

– А потом?

– А потом дед даже обшмонать их не дал. Пусть, говорит, лежат. Ну, мы и деру. И на ходу назад стреляем. Потом до Ежины с Юркой добежали. Растяжку по-бырому поставили и ходу. До перешейка. Там они и сидят сейчас.

– Кто? Немцы? Тьфу, латыши?

– Да не. Эсесовцы сейчас полчаса не меньше в себя приходить будут. Накрыло их там здорово. Пока раненых оттащат, пока пойдут, каждый шаг проверяя. Дед, Юрка и Еж там сидят.

– Погоди, а если эсэсманы обойдут их? Наверняка командир у них не дурак. После растяжки на тропе – цепью лес прочесывать начнут.

– А вот за этим там дед и остался. А я сюда пришел. Сейчас пострелять надо будет. Только погодите, я до края болотины добегу и рукой махну.

Вини помчался к берегу, снимая на ходу вещмешок.

– Чего они опять задумали? – спросила Рита.

– Сигнал эсесовцам дать. Точно, смотри!

Вини, добежав до конца островка, вытащил три немецких колотушки, чего-то там подергал, похоже, снимая рубашки, и, одну за другой, бросил их в болото.

Однако, хорошая штука терочный запал в такой ситуации. Оказывается семь секунд это много. Можно не спеша прилечь и смотреть – как там чего?

И через семь секунд – по очереди – ухнули глухие взрывы. Даже не взрывы, а так. Взрывики. А потом Вини выстрелил куда-то в сторону леса. И махнул рукой.

К сожалению, ребята не знали, что все это бесполезно.

И что гауптштурмфюрер Цукурс уже давно оставил пятерых тяжелораненых и троих убитых на месте взрыва. Конечно, 40 кило брутто, попади оно в центр эсэсовского взвода, положило бы всех на хрен. Но, увы.

Та самая сосна взяла на себя часть осколков. А еще немалая часть ушло в землю. Ибо вытаскивать эту дуру партизаны так и не решились, резонно сообразив, что может рвануть. Единственное, что сделал обозленный Цукурс, резонно ожидая новых неожиданностей, несколько углубился от тропы в лес. Эсесовцы шли осторожно. Очень осторожно. Каждый шаг грозил смертью. И когда раздались взрывы подалече, и стукнуло несколько выстрелов – они не рванулись вперед. Они знали – никуда большевики не денутся с этого островка. Некуда им деваться. И вот они, аккуратно перешагивая через каждую подозрительную железку, вышли, наконец, к перешейку островка…

– Появились! – шепнул Вини. – Смотри!

Перебежками латыши выскакивали из стены деревьев. Один за другим. Один, другой, третий, четвертый, десятый…

Рита старалась не замечать их. Она концентрировалась на едва заметном бугорке. Больше ничего. Только бугорок посредине тропы. Вот туда мы и целимся. Вот это я, вот это моя винтовка, вот через нее я достану взглядом и рукой. Интересно, маленькое движение указательным пальцем – и сейчас они умрут.

– Давай, давай, Ритуль! – шептал ей кто-то из мужиков, но она не слышала кто. Она ждала своего момента. А палец подрагивал на спусковом крючке…